|
Огонь Феникса, избравшего своим домом герцогство Розарии – это огонь надежды. Его никогда не ассоциируют с пожаром, хотя, безусловно, его враги увидят и ощутят на себе именно эту стихийную мощь. Для любого жителя Розарии Феникс – это пламя исцеления, воскрешения и обновления; негасимый дух, способный вдохнуть новую жизнь в сердце, лишенное сил, и осветить своим искрящимся оперением любую непроглядную тьму. Каждый благословленный Фениксом несет в себе частичку этого бессмертного огня, а его доминант – живое, обожаемое и лелеемое всеми божество.
В детстве Джошуа Розфилд не мог понять, почему Феникс выбрал его, хилого и болезненного, а не старшего брата, в котором было всё – и сила, и доброта. Он ужасно восхищался Клайвом, и больше всего тем, что тот абсолютно не считал себя обделенным в своем первородстве и не хотел другой судьбы, кроме как быть его Щитом. Привязанность братьев друг к другу была лишена зависти и горьких чувств, даже невзирая на абсолютно неравное отношение матери. Правда, когда Джошуа исполнилось десять лет, и нападение на замок в ночь перед инициацией спровоцировало первое пробуждение Феникса, Клайв убил его – но Джошуа никогда его в этом не винил.
В ту ночь всё изменилось. Их отца убили, мать продала страну и вышла замуж за оккупанта, Клайва заклеймили и бросили воевать на чужих войнах. От процветания Розарии ничего не осталось. А сам Джошуа перед смертью впервые увидел то существо, о котором не знал никто на Валистее. Существо, найти и остановить которое, не позволив добраться до своего брата, было его последней мыслью - и станет его единственной целью.
Огонь продолжает теплиться и в пепле. Спустя годы, спасенный из руин Негасимыми, Феникс пробуждается вновь, откликнувшись на силу пробуждения другого доминанта. С этого момента он призрак, следующий за такими же призрачными следами, в то время как Клайв сражается с реальными противниками, в попытке избавить мир от магической и человеческой порчи всё больше приближаясь к тому, что хочет от него неизвестное божество. Запереть это создание в тюрьме огня в собственном теле не помогает – Джошуа видит, что его теневое влияние расползается по королевским домом Валистеи многоголовой гидрой. И настает день, когда Феникс, к этому времени давно бродяга, воскресает уже официально.
пример поста Ах, Равус-Равус, лучик бодрящего скептицизма в ставшем чрезмерно покорным мире. Яростный ум, всегда готовый направить обозначенную ярость куда угодно, кроме истинной причины своих бед. Ардина всегда умиляла эта его черта.
Он помнил его еще неказистым птенцом с перебитым крылышком – кстати, какая ирония, это была та же самая рука, которую потом сожгло Кольцо. Нифльхеймский магитек-спецназ всегда состоял из неотесанных мужланов, которым только дай повытаптывать редкие цветы и пострелять по членам королевских семей, а уж генерал Главка и вовсе был сущий маньяк. До того, чтобы проводить ювелирные операции, этим господам было как до звезд, поэтому пришлось ехать следом лично и контролировать, чтобы вслед за Силвой в расход не пустили и ее детей. Император Йедолас хотел одним выстрелом убить двух зайцев – и прикончить Люцисов на выезде, и оккупировать Тенебру, давно раздражавшую его своей автономией. Он был не против, чтобы после «пожара» в роскошных королевских садах не осталось в живых никого, и преданный канцлер вынужден был долгие часы и бутылки вина убеждать его в том, что убить последнего Оракула будет крайне политически невыгодно, потому что это всколыхнет народное возмущение всех соседних областей; да и в целом, оставить сироток под протекторатом гораздо практичнее. В ту пору Йедолас еще предпочитал при возможности обходиться малой кровью, считая себя объединителем и благодетелем народов, поэтому резонам внял. И правильно, потому что Ардин не мог позволить маленькой Лунафрейе погибнуть, потому что она, как он еще не был уверен до конца, но надеялся, играла важную партию в его незавидном будущем.
Он никогда не приближался к Лунафрейе и предпочитал даже не находиться с ней в одном помещении: во-первых, тьма в нем при одной мысли о ней приходила в неистовство и просто свербила сделать ужасные вещи, а во-вторых, Джентиана была из тех дуэний, связываться с которыми – просто мороз по коже.
Зато старший брат Оракула оказался прелестным в общении экземпляром. Ардину особенно нравилось, как весь его вид всегда кричал о том, что он не доверяет скользкому, лживому и далее по тексту ни на гран – но продолжает выбирать для себя именно ту модель мировоззрения, что этот скользкий и лживый предложил. Да, Империя вторглась и причинила непоправимый вред, сочувственно сказал он безутешному принцу в госпитале в первую встречу. Но это был не ваш конфликт, а конфликт Империи с Регисом, и Регис не мог не знать, что подвергает вас опасности. И всё же он не только не отказался от риска, но и оставил вас на растерзание в ту же секунду, когда стало жарко. Где его освободительные войска? Где хотя бы какое-то признание долга перед вашей матерью, которая погибла, потому что проявила к нему доброту?
Помнится, тогда Равус запальчиво бросил, чтобы он Никогда Не Смел Говорить О Его Матери. И подписал договор протектората Нифльхейма, чтобы возмужать и отомстить прогнившему и более недостойному силы Кристалла роду Люцис. Используй те средства, что есть, да? Они были в этом так похожи – за исключением того, что Равус никогда не забывал подчеркивать, что он Не Такой. Конечно, не такой! Его цель была благородна! Если род Люцис прогнил, то кто достоин Кристалла больше, чем лишенный королевства принц рода Оракула? Кому, как не ему, суждено стать Королем Света? Счастье сразу даром и для всех!..
Ох, без лукавства говоря, Ардин во многих за свою канцлерскую службу взрастил манию величия (это было что-то вроде хобби, и тьме всегда легче всего было вцепиться в человеческую гордыню – для нее этот порок был открытой дверью). Но он не видел никого честнее и ревностнее в своем лицемерии и никого менее гибкого при своих двойных стандартах, чем Равус Нокс Флёре. Зачастую только рост под два метра и взгляд измученного бумажной работой убийцы отличали его от той барышни, губы которой в любовных романах шепчут «нет», а тело кричит «да». Одним словом, монохромная цветовая гамма всегда ему шла – настолько, что после заражения Скверной он окончательно разделился на идеально симметричный черно-белый контраст.
Этот идеальный баланс, к которому привела его жизнь, полная амбиций и семейных ценностей, будучи выведенным в прямом смысле наружу, и помог Равусу увидеть большую картину в ранее недоступном ему спектре. Выражаясь плебейски, он понял, что рыпаться бесполезно. Боль, месть и выбор стороны — всё это сейчас было поставлено на паузу, как видеозапись. Они сидели на обочине мира и ждали того, что будет, и не-избранный принц ничего не мог сделать с не-избранным королем. Всё это делало обстановку довольно... камерно-рутинной. Правая половина точеного лица бывшего главнокомандующего по-прежнему смотрела в стиле «как ты смеешь заходить в свой собственный тронный зал», но настоящей драмы в этом было столько же, сколько в его глубоком культурном шоке по поводу отсутствия ванны в армейской палатке много лет назад.
В ответ на его рапирный словесный выпад Ардин вздернул брови и ладони, как будто в бесчисленный раз по-прежнему удивляясь, что его истории не являются долгожданными.
— Увы и ах, — горестно согласился он, быстро пережив этот момент холодности. — Впрочем, мы оба не возлагали друг на друга больших надежд. Приятно было послушать новости про организацию сопротивления демонам, — в качестве одного из ее бойцов, конечно; он даже прогрелся у костра, очень мило. — Она довольно целеустремленна в том, чтобы создать настоящую армию, и я подумал: кто я такой, чтобы мешать в этом такой женщине? Тем более... насилие порождает насилие, нам ли с вами не знать? Чем больше крови прольется в этой войне, тем более сытой и сильной будет тьма. Ещё один парадокс божественной воли: самая героическая борьба с ужасом только увеличивает его распространение. Будь я менее богобоязненным, я бы мог даже сказать, что человечеству желают полного уничтожения... Да-да, не обновления чрез пришествие Истинного Короля, а обновление через смерть всего живого.
Улыбка на его губах на пару мгновений превратилась в злую желчную ухмылку, и он даже пятнадцать секунд помолчал, с развязной хромотой взбираясь по последним ступеням. Когда он дошел до конца, обсидианово-черная когтистая рука демоническим рефлексом протянулась ему навстречу, чтобы помочь преодолеть последний рубеж до трона, и он принял ее так, словно не имел к этому никакого отношения.
— Ну а вы, мой друг, — рухнув на сидение и подперев голову рукой, он снизу вверх сощурился на Равуса, — не скучаете по армии?
| |
