акция
https://upforme.ru/uploads/001b/70/af/1135/484667.png

RICHARD OAKDELL
// gleams of aeterna //


Крылья легенды хрупки, словно весенний лед.
Слово недоброе - камень, песня, сбитая влет,
Я не пророк, не певец - я странник, идущий через века.
Душу растерзанной сказки грею в слабых руках.

Повелители Скал, Люди Чести — одни из тех немногих, кто ещё верит в возрождение великой Талигои. Или нет? Ричард был взращён на рассказах о доблести своего отца и благородстве короля Ракана, сосланного сейчас в Агарис. На историях о справедливости, нравственности и рыцарстве — тех идеалах, которым должен соответствовать дворянин.
А ещё — на историях о лжи, подлости и предательстве, которые, конечно, всегда были в мире, но расползлись по стране и пытаются одержать победу с тех пор, как был казнён Святой Алан, убивший предателя.

Что из всех этих правдивых и не слишком сказок вынес Ричард? В столице ему будет непросто, но он должен исполнить свой долг — чтобы с гордостью, а не со стыдом за себя держать спину прямо, как его предки, как отец. Чтобы не подвести матушку и сестёр, остающихся одних в Надоре. Сделать всё, что полагается главе рода и эорию, чтобы, когда придёт время, встать рядом с теми, кто ещё не сдался и верит в светлое будущее.

К тому же, кроме навозников, мерзавцев и предательстве → предателей, в Олларии есть и честные люди, которые обязательно помогут ему. Ричард верит, просто не может не верить, что даже там, в самом центре осиного гнезда, найдутся друзя → друзья, готовые подставить плечо — так же, как готов он сам.

Но, в первую очередь — конечно, долг. И доказать, что Окделлы ничуть не хуже всех остальных, пусть даже Надор находится в непростом положении с тех пор, как Оллар увеличил налоги. Ну и пусть — золото решает далеко не всё, и он это докажет! По крайней мере, Ричард очень хочет верить, что сможет добиться успеха. И хочет верить, что всё, что он считает злом, однажды получит по заслугам, вернув всё на круги своя.
Жаль только, отца это не вернёт — за него можно только отомстить. И в то, что у него это получится сделать, Ричард тоже очень хочет верить.

Он вообще много во что верит, несмотря на то, что реальность из раза в раз преподносит ему новые уроки, а он, пожалуй, слишком медленно учится на своих ошибках, легко поддаваясь эмоциям — как бы матушка ни пыталась привить ему сдержанность. За вспыльчивость и гордость же чаще всего и вынуждин → вынужден расплачиваться, влипая в неприятности. Хочется сказать, что по чужой коварной задумке, но приходится признать — по своей глупости.
Это, впрочем, ничего. Лучше понять, что был глуп, и научиться, чем если твой враг действительно намного умнее тебя и легко поймает в простейшую ловушку, как кролика.


не за Ричарда, увы-увы

Ничего такого он не подразумевал. Более того — вообще не понимал, как можно было прийти к подобному выводу из сказанных слов? Вспыхивает праведным возмущением, вместе с поднимающимися неприятными чувствами вспыхивает и лицо, обжигая щёки - вот уж чем никогда и никого не упрекал, так это происхождением. Его мама была магглой, он её любил, несмотря на случающиеся недопонимания и ссоры, не считал, что происхождение вообще на что-то влияет, и был готов отстаивать эти идеалы со всем рвением юношеского максимализма. А Уэлч сейчас просто поставила его на одну планку со слизеринцами — и это было крайне неприятно.

— Грубо, Уэлч — это наезжать на людей, которые тебя даже не слышат, — "наезд", прямо скажем, так себе, значимым его делает только общий эмоциональный фон, подкреплённый неудавшейся линией общения. О неразлучниках, впрочем, он тоже знал примерно ничего, делая вывод из одного только названия, на деле же не видел их раньше. А вдруг они как... как... индюки. Или что-то подобное.
— И я не имел в виду ничего такого! Только, что каждый может заниматься, чем он захочет. Хочешь — катайся, хочешь — читай, хоть флоббер-червей на заднем дворе выращивай.

Юноша редко позволял себе проявлять раздражение, предпочитая реагировать никак. Никакая реакция, как правило, очень скучна — одного долгого взгляда и пожатия плечами может хватать на дольше и лучше, чем любая словесная перепалка. И всё же был гриффиндорцем и общался с людьми, далёкими от спокойствия, точно так же перенимая часть реакций как естественную норму. Но если в школе он обязан был оставаться примерным, за стенами замка неожиданная конфликтная ситуация воспринималась иначе. Словно бы посягнули на его личное пространство, вырвав из привычного пузыря спокойствия, лопнув его в мелкие радужные брызги, оставив после себя только кривоватое восприятие.

Откуда столько снисходительного высокомерия? Именно так он воспринимает комментарий про книгу, снова вспыхивая алыми пятнами. Он не видел ничего плохого в УЗМС или травологии — это тоже интересные предметы, вернее, один интересный, второй полезный, — и как вообще это определяется внешним видом? Или она думает, что для того, чтобы интересоваться защитой, нужно обязательно задирать окружающих? Некоторые, злясь, в пух и перья разносят всё, до чего дотянутся, кричат, размахивают руками — а он, наоборот, подбирается и ведёт себя спокойно, разве что интонациями и мимикой выдавая своё настроение. Впрочем, и не пытаясь его скрывать. По большей части, очень и очень редко срываясь в эмоции.

Рейвенкловка тоже раздражена — это заметно. И непонятно, как вообще они оказались в такой ситуации. Наверное, юноше стоит извиниться, сделать над собой усилие, первый шаг и решить ситуацию миром, потому что, на самом деле, у него пока что нет ни одной причины злиться на неё. Объективной причины. Только эмоции субъективны — им не нужна логика.

Книга шлёпнулась о ладонь, кожу защипало — она могла бы и просто её протянуть. И Уэлч слишком близко. Он не любил, когда к нему подходили слишком близко, привыкнув, разве что, к друзьям и родителям. А девочки на расстоянии меньше вытянутой руки ещё и смущали. Смущение же почти мгновенно трансформируется в неприятный укол эмоций. Только сделать шаг назад он не успевает, потому что Уэлч теряет равновесие и заваливается вперёд, больно въехав по носу лбом и вцепившись ноготками в руки. Инстинктивно юноша тянется к лицу — проверить степень ущерба, но тяжесть чужих рук мешает, и от этого чужие ладони чуть соскальзывают, процарапывая полосы по предплечьям. Девочка ругается, он шипит, сжав зубы. Не то чтобы больно — в драке больнее, — но неприятно и неожиданно. Выдёргивает руки и перехватывает Уэлч за талию, чтобы она наверняка не упала. Да, она ему не понравилась сейчас, в ближайшем рассмотрении, но это не повод позволить ей упасть ещё раз.

— Стоишь?! — в голосе проскользнуло беспокойство, испуг. Отводит взгляд, потом переводит тему, цепляясь за недавнюю реплику. — Думаешь, защитой интересуются только задиры? В таком случае, тебе бы подошло. — Это могло бы быть шуткой, если бы в голос не вернулось недовольство. Он даже не планировал язвить — так получилось почти нечаянно.